Так же, как и сумбурная, почти на голом отрицании построенная доктрина «старых красных» из 90-х («наши» против «предателей»), вера «новых красных» затягивает вполне симпатичных, сочувствия достойных людей.
«Новые красные» уверены, что «красный проект» – единственное средство выхода из архаики: никаких попов и лаптей, электрический свет, прививки, канализация, метро.
По сути же их мифология – это повторная архаизация, возврат к представлениям, ценностям и меркам, коим в 80-е были привержены люди довоенных советских годов рождения, больше 30-х. Взгляды тех сложились, когда война, поработавшая лучше любого Минправды, «все списала». (Позднесоветские старики, хотя бы по родительским рассказам, помнили, что все было немножко не так, а послевоенное поколение во всяком случае не считало казни египетские, обрушившиеся на «буржуазию», необходимым возмездием).
«Новые красные» убеждены, что борются с «фальсификацией истории», проводимой проклятыми «булкохрустами». На деле в их ряды вливаются представители любых контристорических сект, от родноверов (у которых Романовы просто продолжали черное дело евреев и варягов) и ордынцев (у которых первым Сталиным был Батый) до фоменковцев и свидетелей мирового Ротшильда.
«Новые красные» повторяют: «Антисоветчик – всегда русофоб» – и впадают в настоящую россофобию (патологическое неприятие российской государственности, не лучше либерального) и затем уже и собственно в русофобию, доказывая, что большевистское одичание, сталинский (с мясом) рывок и хрущевско-брежневское устаканивание – лучшее, что могло достаться русскому народу, «иначе бы его в ХХ веке ожидала судьба африканских негров». (Да, и это цитата.)
Главным, онтологическим злом теперь оказывается не «загранка» советских грез, ради достижения благ и вольгот коей «советскими людьми» действительно было совершено и по сей день совершается несметное множество глупостей и мерзостей, а смутный призрак собственной страны, дореволюционной России, жизнь в которой изображается в адских тонах, как европейские колониальные державы рисовали жизнь в колониях конкурентов.
И самонакручивание «новых красных» против обнаруженной ими «белогвардейско-монархической угрозы», похоже, в ближайшее время будет продолжаться.
И следом, что особенно прискорбно, будет усугубляться русская русофобия, ненависть к исторической России, неграмотной, дистрофической, крепостной (это когда «право первой ночи» и все такое) и поротой knout’ом чуть ли не до октября 1917 года – самоедская ненависть, распространяемая и ложащаяся в масть с русофобией ближнего и дальнего зарубежья.
Несчастные «народные патриоты» 90-х в большинстве не были помешаны на ненависти к «России помещиков и капиталистов». Среди них чуть ли не преобладали в прямом, широком, нелимоновском смысле национал-большевистские взгляды в духе советской киноапологетики Петра I и Пугачева разом, в духе романов Пикуля, представлявших Российскую империюнесправедливой, во многом гадкой, но несомненно великой страной. Было среди них немало и людей, к 1991 г. разделявших антисоветские взгляды (чаще весьма наивные), мечтавших о возрождении «России, которую мы потеряли», но пришедших к вынужденному (и бесплодному) союзу со «старыми красными».
«Новым красным» не мешало бы поучиться кругозору и терпимости хотя бы у стоически отчаявшихся «народных патриотов» 90-х.
Перевираете фамилию Солженицына, не желаете продираться сквозь дебри исторических аналогий «Социализма как явления мировой истории» Шафаревича – так читайте хотя бы Кожинова.
Диалектика его вряд ли полезна, ибо предлагает склонить голову перед сильным и беспощадным, но кто из «новых красных» способен, как Кожинов, составить его любовный и подтвержденный фактами и цифрами панегирик изобильному бытию предреволюционной России? Страны, которая, по оговорке приближавшегося к концу старичка Суворина, за его жизнь «страшно выросла» и у которой есть чему поучиться.
