Прошлая неделя прошла очень спокойно и незаметно, поэтому я расслабился. Когда раздался звонок в дверь, я в футболке и спортивных штанах стоял на кухне и выбирал сковородку. Оказалось, мы с ученицей друг друга не поняли (хотя я уверен, что понял ее лучше, чем она меня) и она пришла на час раньше назначенного. Одевался я в спешке и в результате первые полчаса занятия размышлял о том, насколько у меня мятая рубашка.
Ученица же расстилала передо мной какую-то паутину интриг, предательств, психологического насилия и изысканных ударов в спину — речь шла о ее школьных подругах. Я давно взял за правило выслушивать все, что хочет сказать ученик, но только если он говорит по-английски. Дети правило приняли, это работает (к моему, надо сказать, легкому удивлению), ученики говорят с каждым разом все свободнее. Единственный минус такого подхода — обилие лишней и иногда пугающей информации, но тут помогает моя плохая память. К примеру, я уже забыл имена подруг и распределение ролей в бессердечной иерархии маленьких девочек, но ощущение давящего социального ужаса запомнил.
Но говорила ученица неплохо, слова подбирала, грамматически конструировала все верно — поэтому приходилось слушать, поправляя иногда окончания глаголов. Мы иногда прерывались на заполнение словарика и во время этих перерывов ученица спрашивала, как говорить красивее. Меня это очень порадовало, это означает, что девочка понимает английский уже достаточно, чтобы требовать красоты и отточенности. Поэтому я с удовольствием обсудил с ней, как красивее и презрительнее описать ее отношения к другой маленькой девочке.
- She thinks herself my equal. - удовлетворенно и надменно повторила ученица и я не удержался от смеха. Девочка перевела железно-холодный взгляд на меня и я вспомнил, что сижу в мятой рубашке.