Вот уже год я хожу стричься к итальянцу Массимо. “Мадонна, за окном пасмурная осень, но мое сердце поет, как иволга по весне, потому что снова пришла ты, моя дорогая” — Массимо бросается меня обнимать и краем глаза подсматривает в журнале, как меня зовут. “Полина, расскажи мне все свои желания, ничего не скрывай, я исполню любой твой каприз! Хочешь покороче? Ну конечно же ты не хочешь покороче, какая смешная шутка, у тебя прекрасное чувство юмора, красивая женщина, которая может рассмешить мужчину — подарок судьбы. Нет-нет-нет, мы не будем трогать твои чудесные волосы, доверься мне, я все сделаю — тебе очень понравится, моя дорогая, вот увидишь”. И мне всегда нравится — рука у Массимо легкая и стрижет он так же хорошо, как заливает в уши женщинам.

Но на днях я пришла, и Массимо посмотрел на меня тяжелым взглядом: “Дорогая, ты хочешь, чтобы я плакал? Я плачу, вот, смотри, это настоящие слезы. Зачем ты отдала свою красоту в руки равнодушного проходимца, который стриг тебя так, как будто в мире есть еще одна женщина с такими волосами?”

В позапрошлом месяце я сходила покраситься к модной датчанке и заодно подстриглась там же. “Кто это сделал? Как ее зовут? Великолепный цвет, моя дорогая. Но зачем же человек берется делать то, на что ему бог не отмерил таланта? Умеешь красить — не стриги, умеешь стричь — не крась. Это всем известно, моя дорогая, всякий честный человек тебе это скажет. Что будет, если я начну красить, а колористы — стричь? Будет Брекзит. Британия тоже думала, что она все может сама: и красить может, и стричь, и где теперь их сраный фунт по сравнению с евро”.