Многим знаком образ Святого Себастьяна — стойкого христианина, который был военнослужащим и служил в войсках самого христоненавистнического из римских императоров, Диоклетиана (того самого, что в старости мирно выращивал капусту в Далмации). Какой-то свисткодув (извините, недавно прочитал в новом романе российско-американского автора это прелестное слово, и теперь не могу его не употреблять вместо надоевшего whistleblower) выдал его властям, и Себастьяна стали казнить. Изображение его казни — расстрела (стрелами) — стало, помимо прочего, важным гей-символом, что, в общем, неудивительно: на большинстве известных картин (а их очень много) Себастьян стоит у дерева или столба более или менее голый, картинно страдает, и тело его проткнуто тем или иным количеством твердых орудий, в зависимости от темперамента художника.
Что, может быть, вам неизвестно — я вот не знал — это что Себастьян от этого не погиб. Он был тяжело изранен, но христиане стали его выхаживать (главную роль в этом играла благочестивая матрона по имени Ирина), и он вполне восстановился. Вместо того, чтобы на этом этапе сбежать куда-нибудь в провинции и затеряться, он как ни в чем не бывало пришел в расположение своей в/ч, где однополчане его радостно забили — на этот раз уже до смерти — и сбросили в Большую клоаку (Cloaca maxima), основную канализационную канаву Рима.
После этого Себастьян явился в видении другой благочестивой матроне (Луцине; гей-сообщество недовольно) и сказал ей, что останки его надо отыскать и сложить в катакомбах на Аппиевой дороге. С тех пор и до наших дней Катакомбы Святого Себастьяна — одна из самых ранних и важных христианских святынь Рима.
В очень давние времена — не позже чем в конце VII века — образ Св. Себастьяна стал связываться с избавлением от всякой моровой язвы, в первую очередь чумы (или того, что мы теперь называем чумой; чем эпидемиологически была древняя pestilentia, далеко не всегда вполне понятно). Во время вспышек заразы в Риме и Павии, бенедектинскому монаху и историку Павлу Диакону было откровение: эпидемия, было сообщено ему, не прекратится, пока в церкви Св. Петра-в-кандалах в Павии не будет воздвигнут алтарь Св. Себастьяну-мученику. Примерно в то же время мозаика с изображением Св. Себастьяна была установлена в одноименной римской церкви (эта та, где сидит микеланджеловский Моисей с рожками) — и на этой мозаике Себастьян еще никак не годится на роль секс-символа: он одет с головы до ног, тщательно и красиво; он не проткнут никакими стрелами; и, наконец, он стар и сед.
Образ страстотерпца, который принимает на себя раны (инфекции) тех, кто просит его о помощи — это очень, конечно, христианская идея; а привычный нам образ Св. Себастьяна у расстрельного столба стал проникать в искусство как раз в XIV веке, после опустошительной европейской эпидемии.