Дар уль-Аман

Вопрос об ибадитах в свое время был интересен знаменитому лидеру алжирского сопротивления французским колонизаторам амиру Абдуль-Кадыру аль-Джазари. Как раз читал недавно как он консультировался с кадием Феса относительно того, следует ли рассматривать племена, выступившие на стороне колонизаторов, как отступников - с соответствующими последствиями. В том же письме амир спрашивал про хукм ибадитов, ведь в Алжире, как известно, существует значительная ибадитская община.

Кадий Абдуль-Хади бин Абдуллах Хусейн дал ответную фатву 1 мухаррама 1256 г.х. (5 марта 1840). Он сообщил, что у фукаха нет однозначного мнения относительно мусульман, выступивших на стороне христиан. Но даже если бы они были отступниками, было бы запрещено захватывать их жен и детей, говорит судья. Относительно ибадитов вердикт был такой: "Их нельзя считать неверущими".

Соответственно кадий не дал добро на те законы войны, что амир Абдуль-Кадыр хотел применить к упомянутым группам.

https://t.me/semenovkirill/1694

"Мусульманская традиция эгалитаризма проникла в аль-Андалус с появлением арабо-исламской классической литературы в придворных кругах Омейядов, такой как литературный сборник Ибн Абд Раббихи (ум. 940). Халиф Омейядов фактически способствовал созданию андалузской идентичности, которая вращалась вокруг исламской религии и арабской культуры, пытаясь отодвинуть арабскую этническую принадлежность на второстепенную позицию. Основное влияние на эту общую андалузскую идентичность оказало включение новообращенных в мир мусульманской науки. К десятому веку эксперты по религиозным знаниям, улямы, в основном были из семей обращенных, о чем свидетельствует отсутствие какой-либо племенной принадлежности в их именах. Абдур-Рахман III назначил судьей Кордовы Ахмада ибн Баки ибн Махляда. Отвечая на вопрос о происхождении его семьи, он ответил, что они являются потомками клиента (мавла) женщины из Хаэна. Его честность считалась замечательной: если бы он утверждал про свое арабское происхождение, никто не осмелился бы отрицать. Эта история указывает на заметную тенденцию во время халифата Абдур-Рахмана III по установлению общественного положения мусульманина на основе его служения халифу или его религиозных заслуг, а не на основе его этнического происхождения.

В то же время, последний судья Абдур-Рахмана III, и первый судья аль-Хакама II, бербер Мунзир ибн Саид аль-Баллути (ум. 966), как утверждается, способствовали принятию нисбы Аль-Ансари теми, у кого не было арабского племенного происхождения. Эта нисба произошла от имени Ансар («Помощники»), данного арабским соплеменникам в Медине, которые помогали Пророку, когда он поселился там. Мунзир говорит, что тот, кто помогал Пророку (то есть исламской религии), в любое время имеет право называться «Ансари». Таким образом, он способствовал использованию нисбы с чисто религиозным значением, шаг, который имел бы важное влияние в истории аль-Андалуза. Некоторые андалузцы, не имевшие арабской генеалогии, приняли эту нисбу, что свидетельствует о их приверженности Исламу. В новом халифатском обществе важным было именно быть мусульманином, даже если на практике арабы сохраняли особый статус по всем причинам, указанным выше. "

- Maribel Fierro, Abd al-Rahman III

Абдур-Рахман III и арабы Андалуза

"К десятому веку термин «мавали» во множественном числе использовался почти исключительно для обозначения институционализированной социальной группы, состоящей из тех, кто был верен правящей семья Омейядов. Этот термин был противоположностью «арабам», что часто являлось синонимом повстанцев. Омейяды позаботились о том, чтобы их не называли «арабами», а в хрониках Омейядов арабы или арабские клиенты, работающие в администрации халифа, обычно не упоминаются по их племенным нисбам. Фактически, Омейяды, и особенно Абдур-Рахман III, пытались дистанцироваться от арабов и считали курайшитов и семью Омейядов особой категорией, отдельной от других арабов. Таким образом, халиф, который был вынужден управлять этнически разнообразным населением, старался не связываться с какой-либо конкретной этнической группой, чтобы создать для себя более широкую основу поддержки.

Арабы, как и берберы и мувалляды, восставали против правления Омейядов. Абдур-Рахман III не доверял им и на самом деле он сделал все, что мог, чтобы подорвать их власть: он назначал неарабов в качестве наместников в районы джундов (армии) и давал другие важные военные позиции неарабам. Но арабская (как и берберская) власть так и не была уничтожена, как власть муваллядов. Ни одному правителю муваллядов не разрешили остаться в своем местной оплоте власти, тогда как арабы и берберы оставались. После распада халифата возникли арабские и берберские королевства (таифы), но мы не находим никаких политических субъектов муваллядов.

Идею арабского верховенства было трудно искоренить в обществе, где память об арабском происхождении все еще записывалась и лелеялась, и где легитимность правителя основывалась на его членстве в арабском племени, даже если это требование было отфильтровано благодаря религиозным заслугам курайшитов, племени Пророка. Сам тот факт, что религиозные заслуги и арабскую идентичность было так трудно разделить, не помогал этому (Пророк сам был арабом, Коран был на арабском языке, ежегодное паломничество совершалось к святыням в Аравию, и любовь к арабам широко рассматривалась как часть веры). Достаточно показать один пример того, как при всем своем недоверии к арабам Абдур-Рахман III не мог избежать своего собственного происхождения или социального значения, сохраняемого арабами.

Бану Аза аль-Хамдани сохранили свою местную власть после их покорения. Член этой арабской семьи, Ахмад ибн Мухаммед ибн Аза описан как красивый, щедрый, красноречивый и культурный человек. Он привлек внимание халифа и получил много преимуществ и возвышенное положение от него. Ахмад ибн Мухаммед ибн Аза произнес знаменитую речь, восхваляя Абдур-Рахмана III как потомка Пророка (каковым халиф не был, в отличие от имама Фатимидов) и как праведного имама, через которого арабы приумножили великолепие и блеск: Пророк и арабская власть тесно переплелись здесь. Когда этот Ахмад был наместникоv Хаэна, халиф послал к нему высокопоставленного неарабского чиновника по имени Аль-Калафат, чтобы проверить его работу в определенном деле. Ибн Аза счел контроль Аль-Калафата невыносимым, а его поведение наглым и грубым, и приказал его выпороть сотней плетей. Аль-Калафат сумел бежать и пожаловался халифу. Говорят, что Абдур-Рахман III задумал наказать Ибн Аза, но его отговорил визирь Абдуль-Малик ибн Джахвар (друг Ибн Аза), который сочинил стихи, высмеявшие суд над Аль-Калафатом. Халиф засмеялся, и Ибн Аза остался безнаказанным. Аль-Калафат никогда бы не осмелился поступить с Ибн Азой, как Ибн Аза с ним (если только не ослушаться приказа халифа). Быть арабом в десятом век по-прежнему означало владеть привилегиями, гордостью и авторитетом.

- Maribel Fierro, Abd al-Rahman III

После Аббасидской революции и свержения Омейядов более 150 лет в Андалузе не было признаного халифа. Аббасидов андалузские эмиры Омейяды не признавали, себя называть халифами не решались (до 929 года). Однако в пятничной молитве андалузцы продолжали поминать абстрактного и не персонифицированного халифа, его называли "АбдуЛллах, амир аль-муминин" (раб Аллаха, повелитель верующих). Примечательно, что до нас не дошли ни одна фатва, ни одно возражение андалузских ученых против такого положения вещей.

В Андалузе случались удивительные примеры радикального синтеза омейядских претензий и шиитского мессианства. Не припомню такого на востоке, но вот в Испании был по меньшей мере один случай.

В 900-901 один из Омейядов, известный как Ибн аль-Китт, дальний родственник правящего амира Абдуллаха, установил контакты с берберскими племенами. Сообщается, что Ибн аль-Китт проповедовал, предсказывал и показывал чудеса, в тоже самое время критиковал амира за то, что тот не ведет джихад против христиан. Собрав многих последователей, Ибн Аль-Китт напал на город Самора, который был перестроен и заселен Альфонсо III в 893 году. Но в конечно итоге христиане победили его, а его войско разбежалось.

Его вдохновителем был некий Абу Али ас-Саррадж, которого описывают как аскета, всегда одетого в белые одежды, и ездящего на осле. Он проповедовал джихад в приграничных районах Андалуза и пытался заключить альянс между различными анти-омейядскими мятежниками. Про него почти ничего больше не известно, но считается, что он был шиитом-исмаилитом. Исмаилитские агенты тогда активно проповедовали в Северной Африке и Андалузе, и даже сумели в конце концов утвердить династию Фатимидов. В 901 году Ибн аль-Китт провозгласил себя Махди.

Почему исмаилитский агент поставил на "омейядского махди", раз они верили, что махди-халиф должен быть обязательно Фатимидом? Как пишет Марибель Фьеро:

"Это кажется невероятным, если только Ибн аль-Китт не был простой пешкой в более широкой и более сложной игре, используемой для того, чтобы обострить кризис эмирата Омейядов и помочь с его падением. В этом случае он был бы отвергнут после того, как была раскрыта истинная личность Махди, то есть, когда был провозглашен халиф Фатимидов."

О клиентско-патронских отношениях в ранней исламской истории на примере одной андалузской семьи.

Бану Каси были известным в Андалузе аристократическим родом вестготского происхождения. Их предком был некий Касий, про которого Ибн Хазм пишет, что он был графом пограничья во времена Вестготского королевства. Этот Касий совершил путешествие в Дамаск, где обратился в Ислам при омейядском халифе Аль-Валиде (705-715), и согласно правовым нормам того времени, он стал клиентом (мауля) халифа. Такой связью он, разумеется, гордился. Однако позже появилась другая версия о его якобы настоящем патроне, от которого Касий принял Ислам. Это был Хассан ибн Ясар аль-Хузали, судья Сарагосы во времена, когда первый омейядский правитель Абдур-Рахман I прибыл в Испанию, в 756 году.

Когда эта версия дошла до Мухаммада ибн Любба (ум. 898), члена семьи Бану Каси, он нашел сына Хассана и убил его, за то, что тот распространял эту версию.

Почему такая реакция? Соперничество Мухаммада ибн Любба с другими членами семьи заставило его искать поддержку от омейядского амира. Кроме того, омейядские элиты, как правило, считались клиентами Омейядов, поэтому Мухаммед ибн Любб был вероятно заинтересован в продвижении версии, согласно которой его предок обратился так сказать "из рук" омейядского халифа. Версия, которая делала его клиентом арабского племени, была тем более неприемлемой для него, поскольку его самым серьезным противником в борьбе за Сарагосу был араб Мухаммад ибн Абд аль-Рахман аль-Туджиби, чья семья получила поддержку Омейядов, чтобы ослабить власть Бану Каси. Вполне возможно, что семья Хассана могла заявлять какие-то права на своих предполагаемых клиентов из Бану Каси.

Подписчики спрашивают мог ли мусульманин владеть рабами, которые также исповедовали Ислам.

Тут есть два момента. С точки зрения исламского права, обращать мусульман в рабство категорически нельзя, любая практика такого рода была незаконна с точки зрения правовых норм того времени. Другой вопрос, если скажем раб будучи немусульманином переходил в Ислам. Что должен был делать его хозяин в таком случае? На хозяине не было обязательства осовобождать такого раба, но это безусловно поощрялось исламским правом, если конечно сам раб имел возможность начать свободную жизнь, но это уже другая история.